В апреле 2011 года в выставочном зале Академии управления МВД РФ прошла семейная выставка московских художников Георгия Уварова и Мары Даугавиете.
В этот зал можно попасть только по предварительной записи, предъявив паспорт, и, тем не менее, многие художники стремятся показать свои картины в стенах академии.
Роль таких выставок нельзя переоценить. Во-первых, слушатели академии вольно или невольно знакомятся с современной московской живописью, и было бы неправильно считать это напрасным. Во-вторых, художник, представляющий свои работы для экспозиции, получает возможность вступить в контакт с непривычной аудиторией, в силу многих причин удалённой от проблематики и эстетики современного искусства.
Смысл подобных экспозиций может показаться незначительным, вполне формальным, и, вместе с тем, речь идёт о столь необходимом сближении различных социальных страт, о попытке восстановить тонкие социальные связи в предельно атомизированном обществе. Весьма характерно, что первичный импульс, инициатива проведения выставок принадлежит не художникам, а госучреждению. Пусть это громко сказано, но в каком-то смысле – в лице отдельно взятого ведомства – государство протягивает руку художественной интеллигенции…
На сегодняшний день вряд ли существует адекватное описание того, чем является современная живопись, каково её место в культурном пространстве современной России, какова её реальная и потенциальная аудитория. Вот уже два десятилетия занятие живописью не может быть основной профессией – разве что в исключительных случаях. Изобразительное искусство, начиная с 90-х гг., стало сугубо личным делом художника, своего рода частной инициативой, замкнутой внутри крайне узкого сообщества. Более того, это сообщество даже приблизительно не напоминает профсоюз, что вполне объяснимо в ситуации отсутствующего профсоюзного движения. Теперь это, скорее, подобие клуба по интересам.
Но дело не только в этом. Изменилось то, что можно назвать «статусом высказывания». Исчезла санкция, императив в связке с которым функционировало как официальное, так и неофициальное направление. В настоящее время деятельность художника не рассматривается государством и обществом, как нечто достаточно важное, что превышает частный эстетический интерес. Самым ярким примером положения вещей является то, что современное российское изобразительное искусство не входит в поле зрения, так называемого, «экспертного сообщества». Представления последнего о живописи остановились где-то на уровне 80-х гг., когда хорошим тоном считалось критиковать советскую живопись…
Последствия такого изменения хорошо известны: коммерциализация, сокращение до минимума аудитории выставок, утрата потребности высказываться на общественно значимые темы. Произошло удивительное опустошение самой мысли об искусстве. В пылу идеологической борьбы совершенно забыты те смыслы, в связи с которыми, только и стоит обращаться к языку живописи. Коммерческий подход приравнял произведения искусства к предметам обихода, а идея коллекционирования по большей части свелась к идее вложения денег. Таков, увы, скучный контекст, в котором приходится рассматривать современную живопись.
И всё же воспоминания о том времени, когда живопись могла быть способом взаимодействия с действительностью, не частным высказыванием, а вполне обоснованным социальным действием, оставили свой след. Георгий Уваров и Мара Даугавиете принадлежат к поколению художников, испытавших на себе всплеск творческой энергии 70-х – 80-х гг. Однако, социальный скептицизм и критицизм, составившие славу таких заметных фигур, как Татьяна Назаренко и Наталья Нестерова, лишь отчасти сказались в искусстве Г. Уварова и М. Даугавиете. Они развивались уже в другом направлении.
Им удалось сделать предметом искусства события собственной жизни, превратить живопись в многолетний дневник наблюдений, в котором поиск пластических решений неразрывно связан с фактами биографии. Особенно это характерно для работ Мары Даугавиете. Она разработала множество сюжетных композиций, в которых жизнь семьи просматривается через призму истории искусства, а любовь к живописи придаёт смысл самым незначительным событиям.
Обращение к семейным сюжетам в творчестве художников внутренне связано с детским домашним театром, домашними играми, в которых, пока росли дети, соединялись отдых и развлечение, воспитание и приобщение к искусству. Дух рождественского карнавала, маски, сшитые совместно с детьми куклы, ширма домашнего кукольного театра – всё это лишь небольшая часть большого и сложного мира семьи, запечатлённого в холстах Мары и Георгия.
Эта живая связь искусства с собственной жизнью придаёт их живописи ни с чем не сравнимое очарование. Портреты дочерей, представленные на выставке Марой Даугавиете, можно считать образцом современного портрета.
Портрет младшей дочери с сыном («Мать и дитя», 2007 г.) исполнен той подлинной теплоты и нежности, о которых, кажется, совершенно забыло современное искусство. Здесь есть всё – невыразимая словом связь матери и ребёнка, отрешённость, покой, нежность, прозрение в глубину существования, которое доступно только матери, бесконечное доверие ребёнка, единство, ещё не поставленное под сомнение судьбой, простым течением жизни...
Композиционное решение здесь предельно пластично, почти скульптурно. Свет и тень образуют удивительный мягкий ритм, движения фигур соединены природной симметрией, прилажены друг к другу в чудесном согласии, которое, возможно, и есть сама жизнь.
Портрет старшей дочери, так же датированный 2007 годом, называется «Девушка с вишнями». Этот образ по полноте и совершенству ничем не уступает предыдущему. Он исполнен поэзии невинности, хрупкости и надежды, что даётся на самом пороге взрослой жизни. Стоит сказать, что старшая дочь Мары – Мара Уварова – в настоящее время востребованный театральный художник и прекрасный живописец. Она в полной мере унаследовала дарование родителей.
Однако, «Девушка с вишнями» - не просто портрет, это портрет-картина. Множество узнаваемых деталей воссоздают в нём атмосферу летней жизни в большом сельском доме в Латвии, на хуторе Чаупананы. Неподдельно естественно движение девушки, сидящей у растворённого окна. Причём, одна створка открыта наружу, в сторону пейзажа с деревьями, а другая – внутрь комнаты. Эти створки можно воспринять, как раскрытую книгу – книгу жизни. Сквозь одну из створок виден фрагмент бесконечно прекрасного, манящего пейзажа, как символ мира, открытого для познания. За стеклом другой – как символ дома, домашнего очага, требующего каждодневных трудов, мерцает кружевная штора.
Вообще, Мара Даугавиете – мастер детали, мастер сложной многодельной живописи. Её кисти в равной степени подвластно и старое фамильное серебро, осязаемо манящее в строгих натюрмортах, и пейзаж, избавленный от всего лишнего, доведённый до кристаллической ясности («Осень. Переславль Залесский») и всё же радующий глаз подробным перечислением деталей, сдержанным волшебством цвета, столь необходимой в пейзаже глубиной пространства.
Живопись Георгия Уварова, в целом более сдержанная, обобщённая, всегда тяготевшая к плоскостным решениям, в последние годы претерпела значительные изменения. Художник находится в активном поиске новых тем и новых простых решений. В каком-то смысле это попытка подчинить риторику живописи тому содержанию, которое трудно примирить с какой бы то ни было заранее выбранной формой. Таковы его «Евангельские притчи», необъяснимым образом вырастающие из нарочито плохо закрашенных поверхностей, обретающие цвет в странном союзе охры и фузы.
Эти произведения не были включены в экспозицию, но судить о них можно по таким работам, как «Дон Кихот и Санчо Панса», 2011 г. и «Слепые», 2011 г. Основную, так сказать, повествующую роль в этих композициях несёт на себе контур – грубоватый и, вместе с тем, предельно найденный рисунок. Этот контур, всепонимающий, запинающийся и абсолютно уверенный, проложенный умной кистью художника, объемлет и определяет всё. Он создаёт объём, нечувствительно переходит в тень, теряется в полупрозрачной среде фона-пространства.
Каким-то образом эта простота подчёркивает главное – то, что происходит на этих холстах, происходит всегда. Всегда происходило и всегда будет происходить. Пока стоит мир.
Слепые музыканты, устроившиеся в ожидании милостыни под рогом изобилия, пребывают вне времени. Они в одно и тоже время придуманы и абсолютно достоверны.
Те же беспочвенность и укоренённость в земном пространстве соединены в образе Дон Кихота. В композиции Георгия Уварова он сверхъестественно крепок, коренаст, как самодельный табурет, положенный на бок, но, возможно, именно это позволяет жить его мечте, сообщает ему ту внутреннюю энергию, без которой невозможно продолжать этот странный путь…
Июнь 2011 г.
Илья Трофимов (для газеты «Новости МСХ»)