(К выставке «Экология и космос»)
Маргарита Требоганова – художник, черпающий вдохновение не в мире природы, не в натуре как таковой, но в области созерцаний и представлений, в мире человеческом. Это означает, что на первое место в её искусстве выходит духовная реальность, то, что принципиально не открывается глазу.
Это не значит, что зримый мир не обладает бесконечным разнообразием содержаний, но требуются дополнительные усилия, чтобы выразить идеи, напрямую с отражением натуры не связанные.
Может показаться, что в этой живописи мало непосредственного, поскольку в ней осуществляется ряд программ, имеющих источником иерархию ценностей, выстраиваемую художником. И, тем не менее, она непосредственна в смысле искренней веры в возможность донести до зрителя страсть и сложный, порой трагический образ мира, то главное, что определяет характер творчества Маргариты Требогановой.
Язык её живописи совсем не прост. Он складывается из элементов, эффективность и значение которых раскрываются постепенно, в процессе внимательного знакомства. Примечательно здесь то, что от зрителя требуется определённая работа, шаги навстречу, ничто не подносится ему «на блюдечке», не достаётся легко. В этом коренное отличие от сервильности живописи, часто понятной уже издали, с одного беглого взгляда.
Вместе с тем, очевидно, что самому художнику присуще то качество, которое можно назвать «мгновенностью постижения». Её композиции обладают внутренней логикой, осознаются как целое, как состояние, в котором нет возможности выделить элементы, которое невозможно «разобрать» на части.
Также становится очевидно, что перед нами опыт сложных отношений с миром: он не таков, каким представляется, его суть не так легко постигнуть. Эта сложность, эта трудность осознания находит выражение в сложном композиционном строе, апокалиптических мотивах, динамических импульсах цвета, силовых волнах и ритмах, наполняющих форму.
Маргарита Требоганова художник картины. Её главные произведения – символические композиции с усложнённой пластикой, основания которой можно усмотреть в светоцветовых потоках живописи Эль Греко, византийских фресках, витражах готических соборов, а также в опыте экспрессионистов с их композиционными новациями и произволом.
Язык жестов здесь принципиально символичен, персонажи этих картин предаются созерцанию, молитве, поклонению, выражают предельное отчаяние и покорность проявлению высших сил, их фигуры становятся знаками внутренних состояний. Их телесность понимается приблизительно также, как она понималась в средневековой живописи.
В качестве примера можно привести одну из частей триптиха конца 90-х гг. «Отравленный источник», внутренне связанного с событиями в Сербии. Атмосфера гибели выражена здесь змеящимися горизонтальными линиями – странными контурами лежащих фигур, как бы отказавшихся, отрешившихся от происходящего, не столько поверженных, сколько переставших сопротивляться людей.
Особое место в творчестве художника занимает тема детства. Фигурка девочки, как свидетеля и свидетельства, проходит через многие работы Маргариты Требогановой. Опыт своего непростого детства, опыт материнства, собственно женский взгляд – всё соединилось в этом хрупком и порой комичном образе, сопровождаемом тряпичной куклой, неизбывным плюшевым медведем, или странным петушком, приходящим из темноты детских воспоминаний, ставшим частью сознания и образа мира, священным атрибутом спасения.
В символическом варианте эта девочка бестелесна, она только жест, императив, высказывание, ускользающее из контекста. В других работах – она обретает реальные черты, становится портретом дочери, автопортретом.
Арсенал художественных средств Маргариты Требогановой не ограничивается одним, раз и навсегда найденным языком, манерой письма. Она подчёркивает необходимость перемен и возвращений к тому или иному варианту работы, возобновлению оставленных тем. Густая, ломкая, забывшая о всяком самолюбовании ради бесконечно волнующей, жгущей изнутри темы, в другом месте её живопись превращается в пульсирующий, мерцающий поток цвета, создаёт удивительную по красоте поверхность (Ангел в триптихе, посвященном А.С. Пушкину), наращивает рельеф, вынося на поверхность точно найденные светоносные прикосновения кисти («Портрет юноши»). То вдруг разбегается по поверхности холста отдельными мазками, сбивающимися в группы, как ноты великолепной партитуры («Портрет художника»).
Илья Трофимов
4 июня 2010 г.